Приваду до установления снежного покрова решил не выкладывать: все-таки с нашим постоянно меняющимся климатом стало трудно предсказать наступление зимы, да и по опыту прошлых лет я не ждал холодов рано. А устраивать противостояние с лесными бандитами в мои планы не входило. Мой расчет был прост: как только ляжет снег, выложить лисицам угощение и, регулярно его обновляя, следить, когда рыжие начнут на него активно ходить. Как только это произойдет, незамедлительно садиться в засаду.

И вот в начале декабря пошел снег... Сделав с километр потаск, выкладываю кабанью шкуру. На следующей неделе обновляю ее телячьими потрохами и, к своей радости, подмечаю свежие строчки лисьего нарыска, тянущиеся по белому снегу с разных сторон к приваде. В следующий раз, привезя очередную порцию прикормки (на этот раз это была косулячья шкура), вспугиваю лисицу метрах в трехстах от привады. Провожая взглядом рыжую плутовку, несущуюся что есть духу к лесу, гадаю, удастся ли нам встретиться вновь, но при более благоприятных для меня обстоятельствах...

На обратном пути, где-то в двух километрах от засидки, замечаю мышкующую лису. Как же интересно наблюдать эту лисью охоту на грызунов! Словно играя, Патрикеевна на несколько секунд замрет, как что-то не понимающая собачонка, наклонит в бок голову, слегка присядет и вдруг пружиной, подняв снежную пыль, взметнется вверх и тотчас, почти вертикально, обрушится вниз на свою добычу...

Восхищаясь пируэтами лисы, раздумывал, как бы к этой красоте подобраться на прицельный выстрел. Карабин в машине, лисичка мышкует метрах в 150–200 от оврага. По нему можно попробовать тихонько подойти, правда, снег хрустит под ногами. Усилием воли поборов искушение, жму на газ — полно других мест, где можно скрасть лисицу, к тому же мне уже недавно повезло взять одну из нарезного. Пусть лучше эта лиса набредет на приготовленный мною ужин в тот вечер, когда я буду ее поджидать...

И такой шанс мне вскоре представился. Стоявший много дней мороз спал, лисы продолжали посещать приваду, и нужно было срочно выезжать на охоту. На месте планировал быть в четыре дня, но на подъезде машину стащило с поля в кювет. Уже не надеясь сегодня поохотиться, я, слава Богу, выбрался из этой западни и на засидке был лишь в 5 часов вечера.

На заснеженном поле с торчащими кое-где из-под снега пучками травы воет, гуляет сильный юго-восточный ветер. К счастью, от его порывов меня закрывает надежной стеной стоящий позади лес, и лишь кроны деревьев над головой шумят да стонут стволы многовековых сосен под его натиском. Черное пятно привады отлично просматривается метрах в тридцати от лабаза, и прорвавшаяся из-за завесы туч полная луна, словно огромный уличный фонарь, освещает все вокруг ровным, неживым светом…

Время тянется медленно-медленно... Прошло уже полтора часа, а кажется, что сидишь уже не меньше трех. Теплые сапоги, суконная куртка с ватной подкладкой, меховая шапка надежно
хранят тепло и защищают от непогоды. Глаза слипаются, и я незаметно погружаюсь в полудрему. Случайные мысли то появляясь, то исчезая, уносят меня куда-то далеко-далеко... Но иногда я думаю о лисе. Анализирую, что мог сделать не так, где просчитался. Обязательно нужно вбить на лабазе еще один гвоздик под рюкзак, пришить к варежкам резинки (как у детей), чтобы, когда буду их снимать, не уронить вниз, да и в багажнике машины не помешают совковая лопата и пара досок.....

Неожиданно откуда-то сбоку, справа у опушки леса, слышу приближающиеся негромкие шаги бегущего по снегу животного. Собака или лиса? Лиса! Она появилась темной тенью и, сделав полукруг около привады, смело засеменила к ней...

Не веря, что этот долгожданный момент наконец-то наступил, я аккуратно снимаю варежки и, перехватив, чтобы не болтался, погон ружья, поднимаю двустволку. Зверь остановился в паре метров от приманки, обнюхивая оторванный, видимо в прошлую ночь, его собратьями кусок шкуры косули. Чудесное изобретение, светящаяся мушка, ложится на силуэт лисицы, и я плавно жму на курок. Выстрел хлестнул лисицу свинцовым дождем, и, даже не дернувшись, она замерла на снегу. Подержав на всякий случай рыжую в прицеле пару минут, облегченно вздыхаю, спешно спускаюсь с дерева и подхожу к столь желанному трофею, которого я ждал два года!

Окрыленной удачей и легко взятым в первый же вечер зверем, начинаю строить грандиозные планы на будущее, прикидывая, сколько же рыжих мне удастся заполевать в этом сезоне. Но реальность вносит свои коррективы: снега становится все больше и больше, пробираться к приваде становится тяжело. Кое-как рискуя, прорываюсь по снежным завалам на джипе. Но однажды, крепко засадив машину, выковыриваю ее только к четырем часам утра и понимаю, что отныне — только на лыжах. Тем не менее охотничий азарт не пропадал — очень уж мне хотелось добыть крупного, судя по следам, лисовина, регулярно заходящего на мои угощения и даже оставляющего рядом мочеточки.

Чтобы узнать «лисий график», ставлю около привады спай-камеру. Камера снимает воронов, сорок, коршунов, но только не лис. Лисы вообще перестают приходить. Недалеко от привады следы мышкующих лисиц есть, но у привады — тишина. Через полторы недели ожиданий снимаю камеру, в поле остается только воткнутое в снег бревно. Но лис по-прежнему нет. Тогда убираю и бревно и на следующее же утро обнаруживаю у привады свежие следы. Вот ведь какие осторожные зверьки эти лисы — побоялись появившегося на поле постороннего предмета и, несмотря на голод, к приманке не пошли...

Ладно, с камерой не получилось, буду по старинке смещать график хоть до самого утра. И вот в 20:30 я на лабазе. Погодка выдалась мягкая: около 12 градусов морозца и слабый ветерок. Несколько дней назад было полнолуние, но как на зло в этот раз все небо затянуто тяжелыми серыми тучами, из которых к тому же сыпал редкий снежок.

Но то ли глаза мои привыкли к темноте, то ли ночная мгла немного поредела и сквозь ее завесу стал понемногу пробиваться лунный свет, но вскоре я уже отчетливо видел темное пятно привады и рядом с ним пятно поменьше — голову свиньи, которую я подбросил сегодня для большей привлекательности моей приманки. Наручные часы с подсвечиваемым циферблатом я забыл дома, но, впрочем, это и не беда — за долгие часы бдения на засидке я уже хорошо знал симптомы, по которым определять время: через два часа от неподвижного сидения заноет пятая точка, через три начнут подмерзать ноги, через четыре мороз доберется и до рук...

...Уже, должно быть, около 11 вечера. Время тянется бесконечно медленно. Все мысли давно уже передуманы, с десяток раз сосчитал до тысячи и обратно и слегка подремал, а на заснеженном поле по-прежнему без перемен... Все-таки сидеть летом на кабанов или медведя гораздо интереснее — то зверушка какая выбежит, то птица пролетит. Тут же перед глазами, словно картина на стене, стоит не меняющийся на протяжении многих часов пейзаж: молчаливая стена леса вдалеке, согнувшиеся под тяжестью снега деревья и белая, искрящаяся гладь ночного поля напротив...

Но вот серой тенью по полю бесшумно засеменила долгожданная лисица. Прошла мимо привады, временами останавливаясь и настороженно прислушиваясь. И пошла себя дальше. Неужели, как и в прошлой раз, не заинтересуется, пройдет мимо? Нет, сделав полукруг, стелясь по полю, она заходит к приманке по ветру. Все ближе и ближе к лесу, где замерев, словно статуя, ее поджидаю я. Не дойдя немного до опушки, остановилась, навострила ушки, слушает...

Варежки давно сняты, и двустволка вложена в плечо. Мороз пощипывает кисти рук, и от затянувшегося ожидания сердце в груди бешено колотится. «Что делать — ждать или стрелять? А вдруг она сейчас зайдет в лес, наткнется на мой след, и тогда...» До лисы далековато, метров сорок, но была не была — тщательно выцелив Патрикеевну, жму на курок. На этот раз моим трофеем оказалась молодая лисичка с красивой зимней шубкой. Наступил февраль. У лисиц начался гон, и я решил сделать с привадой двухнедельный перерыв, посветив свободное время охоте с подхода и экспериментам с манком (крик раненого зайца). Две недели пролетели быстро: лис хоть видел, да не добыл. Но выводы на будущее для себя сделал. Пора было снова проведать, как идут дела на моей приваде.

Кое-как выбравшись из московских пробок, был на месте в половине десятого. Погода чудесная: легкая облачность, бодрящий морозец и яркая половинка луны, освещающая все кругом так, что на снегу видны даже тени. С удовольствием иду по полю на лыжах, любуюсь ночным замерзшим пейзажем, и даже нелегкая ноша в рюкзаке (свиная голова и потроха) не отягощает мой путь. Но чем ближе к приваде, тем сильнее начинает биться сердце, то ли от легкой усталости из-за быстрого темпа ходьбы, то ли от волнения: ходит ли еще лисичка на мои угощения? По прибытии на место выясняется, что ходит, и регулярно. Все кругом истоптано, снег вокруг привады разрыт, но очевидно, что сильно припорошенные следы — вчерашние. Значит, надо садиться на лабаз примерно в это же время.

И вот наступает долгожданная суббота. В полдевятого я уже на засидке. Оделся потеплее, обложился со всех сторон грелками (мороз был –15) и настроился на долгое бдение — последняя взятая мною лисица вышла около одиннадцати вечера, и поэтому рыжая кумушка, оставившая недавно свои следы, может пожаловать и попозже. Почему-то я на сто процентов уверен, что сегодня эту лису я непременно добуду. Но выходит все совсем по-другому...
Медленно-медленно, в тишине и холоде минули четыре часа ожидания... Ноги пощипывает морозец, и клонит в сон. Смотрю на часы — полпервого ночи. Пора собираться домой. Видать, эта лиса не моя. Ставлю ружье на предохранитель, тянусь к рюкзаку, висящему сзади на вбитом в дерево гвоздике...

И в этот момент замечаю идущую к приваде крупную лису. Не спеша, словно хозяин, он (а я почему-то уверен, что это именно мой старый знакомый лисовин) уверенно идет к темнеющей на снегу приманке. И тут, видимо, перенервничав от долгого ожидания, я начинаю глупить. Не дождавшись, когда лис подойдет к приваде, начнет есть и потеряет бдительность, я быстро скидываю варежки, поднимаю ружье и рывком снимаю его с предохранителя. Бездушная железяка делает еле слышное, но вполне различимое в точной тишине «чик», и мой лисовин, словно его кольнули в зад булавкой, резко отходит от привады. На секунду он остановился и потрусил себе в сторону, потихоньку удаляясь от меня. До него уже метров сорок пять, но делать нечего — мушка ложится на серую тень, и я жму на спуск.

Гремит выстрел, и, как ошпаренный, лис бросается в сторону леса. В слабой надежде бью из второго ствола. Куда там — лиса летит, только пятки сверкают...

Буквально слетаю с дерева на землю, достаю зарытые в снег лыжи и бегу смотреть место стрела. С сожалением отмечаю, что вся дробь легла выше, лишь самый край осыпи черканул лисий след. Второй выстрел вроде хорошо накрыл ход зверя, но, возможно, я «обзадил» по бегущей на махах лисе. Троплю метров двести — ни кровинки, след не виляет, идет ровно в ближайший лог, пересекает по упавшему дереву незамерзший ручеек, поднимается вверх и теряется среди деревьев...

Понимаю, что эта лиса для меня безвозвратно потеряна, и поворачиваю в сторону оставленной у ближайшей деревни машины. В голову лезут грустные мысли, но я отгоняю их, надеясь, что все-таки не задел выстрелом лису. Через километр замечаю миниатюрный следок лисички, вынырнувший из глубокого снега на мою лыжню и соскочивший у ближайшего перелеска. Настроение улучшается. Быть может, с моим лисом они выведут потомство, а значит, снова будет охота. И пусть моя лиса ушла и сезон окончился на вопросительном знаке, но, с другой стороны, события этой ночи долго не дадут мне покоя, я буду их вспоминать снова и снова, анализировать свои ошибки и ждать следующей зимы, а значит, жить, жить охотой...